– У нее, – кивнула женщина в мою сторону. – Муж погиб, спасая других. Прямое попадание. Она контужена и еще плохо понимает что происходит, а скорее всего, находиться в шоке, потому что до сих пор ждет его.
– Понято, – кивнул головой мужчина и подошел ко мне. – Дайте мне документы вашего мужа, пожалуйста, – обратился он ко мне.
– Зачем, – я с испугом посмотрела на него и прижала сумочку к себе. – Зачем вам, не дам. Коленька придет, и сам даст. Он помогает, некогда ему, – заговорила я с жаром.
Мужчина вздохнул, оглянулся на женщин, которые тихо плакали, глядя на меня.
– Как вас зовут, – снова обратился ко мне мужчина.
– Ева, – ответила ему я. – Ева Адамовна Романовская.
– Ева Адамовна, – он опустился передо мной на корточки. – Мне нужны документы вашего мужа, чтобы выписать вам справку о его смерти. С этой справкой вы…
– Какой смерти, вы что, – я нервно рассмеялась, – Коленька жив, он просто занят, он помогает, всем помогает. Он у меня хороший, и я люблю его.
– Ваш муж погиб, Ева Адамовна, простите меня, что именно я говорю вам об этом, но он погиб, спасая других. Поэтому мне нужны его документы. Я потом верну их вам, просто мне нужны.
– Он не погиб! – заорала я на него. – Вы все лжете! Вы хотите украсть мою сумочку! Не отдам! Коленька сказал держать и я не отдам!
Женщины больше не могли смотреть на это и поэтому вместе со старушкой и девочкой ушли в другую комнату, всхлипывая при этом.
– Они плачут? – удивилась я и в моих глазах тоже появились слезы. – Почему они плачут.
– Оплакивают вашего мужа Ева Адамовна, – он взял мою руку и стал поглаживать ее. – Я не сомневаюсь, что он был хорошим человеком, которого вы очень любили. Но его больше нет. Он не придет ваш Коленька. И мне нужны его документы.
– Нет, нет, – шептала я. Меня всю затрясло, по лицу бежали слезы. – Он обещал, всегда быть рядом, он вернется.
– Он не вернется, – устало сказал мужчина и вздохнул.
И вдруг как молния в голове. Я высовываю голову из ямы, противный звук, глаза моего Коленьки, а потом…
– Ааааааа! – заорала я и согнулась пополам от боли. – Коооляяяя! Коленька! Родной мой! Коооляяя!!!
Мужчине пришлось схватить меня, потому что я стала дергаться в каких-то конвульсиях от той боли, которая обрушилась на меня.
– Я люблю тебя Коленька! Коля! Я люблю тебя! – кричала я слова, которые так и не успела сказать ему.
Из комнаты прибежали женщины и помогали мужчине уложить меня в постель. А я все кричала и кричала от дикой скручивающей боли имя мужа, которого больше никогда! Какое страшное слово! Никогда! Не увижу…
Прибежал местный фельдшер, за которым сбегала старушка. Он поставил мне укол с успокоительным, пока мужчина удерживал меня.
– Пятая по счету, – сказал он. – Все не верят, что их муж погиб.
Мужчина взял мою сумочку, достал из нее документы Николая. Тут же на специальном бланке, который принес с собой, написал свидетельство о смерти и положил документы обратно.
– Простите меня, – прошептал он, когда ставил сумочку у моего изголовья.
На следующий день нам сообщили, что состав готов, и нас на подводах отвезут обратно к поезду. Я снова была как не живая. И только мысль о том, что во мне растет ребенок Николая, его продолжение, заставляла меня жить дальше. Я пока боялась думать о его смерти. О том, что больше не увижу его. Поэтому думала, только о ребенке. О той мысли, что Николая больше нет, я старалась привыкать постепенно. Пока я думал о нем, как о тяжелораненном, который должен вот, вот умереть. Так мне было легче. Так я не боялась сойти с ума.
Мы тепло попрощались со старушкой, поблагодарили ее за теплый прием, за кров и пищу. А я достала из своего чемодана теплые носки, которые связала сама и подарила их хозяйке.
– На память, – тихо сказала я. – Коленьку помяните, – прошептала я ей, когда обнимала ее.
Старушка, утирая слезы и прижимая носки к себе, долго махала нам рукой, пока подвода не скылась из ее вида, а мы перестали видеть ее. Нас привезли к поезду и стали рассаживать. Женщины постарались сделать так, чтобы я оказалась с ними в одном купе. К нам присоединился мужчина, который тоже выглядел усталым. Когда всех рассадили по местам, поезд тронулся дальше, а я не могла отвести взгляда от того места, где погиб Николай. В эти минуты мне казалось, что я больше никогда не буду счастливой. Никогда не буду улыбаться, смеяться и вообще радоваться жизни. Ведь его нет, а я живая. И ребенок наш жив. Теперь я буду жить ради него, как когда то Николай жил ради меня.
Я не плакала, нет. Слез не было. Была просто тупая ноющая боль и пустота. Я сидела и смотрела перед собой, покачиваясь в такт вагону. Говорят, время лечит, но в эти минуты я в это не верила. Я готовила себя к жизни без него, с этой болью и пустотой в себе, которая образовалась во мне, после того, как я поняла, что мой Коленька погиб, стараясь не сожалеть о том, что столько времени с ним было упущено. Я готовила себя…
– 3 —
Казалось эта дорога никогда не закончиться. Снова эти длинные остановки, и холод, которые шел изнутри меня и снаружи. Только теперь не кому было согревать меня ночами, и прижимать к себе днем. Я куталась сама, как могла, в одеяло, согревала ноги, растирая их. Женщины и мужчина помогали мне, приносили чай, или продукты, которые покупали на перроне. Я сначала отнекивалась, особенно неудобно было брать еду у мужчины, но он так посмотрел на меня, когда протягивал мне хлеб в первый раз, что дальше я уже безропотно брала из его рук еду, тихо благодарила и опускала свои глаза, чтобы скрыть свои слезы.
Казалось, что мы теперь в этом вагоне навечно, даже девочка смирилась с этим, перестала капризничать и плакать, а, так же как и я сидела и безучастно смотрела в окно на проплывающий серый безрадостный пейзаж. Но однажды для меня и эта поездка кончилась.
Началось все ночью, поэтому никто ничего и не заметил. Я вздрогнула и проснулась. Мне снился Николай, который будил меня, громко звал и тряс меня за плечи. За окном брезжил бледный рассвет. Наш поезд снова стоял, возле какого-то маленького городка, названия которого я не могла прочитать. Постепенно я почувствовала, что я сижу на чем-то мокром. Повозившись немного, и откинув свое одеяло, я сначала не поверила своим глазам.
– Паамаагите, – тихо проблеяла я. – Помогите! – сказала я чуть громче.
Женщина, которая спала на нижней полке вместе с девочкой, вздрогнула и проснулась.
– О Господи, – выдохнула она и посмотрела на меня. – Евгений Александрович! – громко крикнула она. Мужчина тут же проснулся, откинул свое одеяло и спрыгнул с верхней полки.
– Мать честная, – сказал он, когда увидел лужу крови на полу, которая расплывалась возле меня. – Я сейчас.
– Что это, – прошептала я женщине, которая прижимала руку ко рту, глядя на меня. – Что это, – снова повторила я и вдруг почувствовала, как все расплывается вокруг меня. – Коленька, помоги, – прошептала я, прежде чем потерять сознание.
В купе прибежали санитары с носилками, меня переложили на них. Обе женщины плакали, а та, которая лежала с девочкой закрывала ей глаза ладонью, что бы та не видела кровь.
– Скорее, скорее, – торопил их мужчина, расталкивая людей, которые высовывались из своих купе, чтобы посмотреть, что за шум в коридоре. – Освободите же дорогу, черт побери, – ругался Евгений Александрович.
Только я этого всего не видела и не слышала. Как меня погрузили в машину скорой помощи. Рядом поставили мой чемодан и положили мою сумочку. Я не видела, что поезд поехал дальше уже без меня. А меня положили в палату, после операции. Да и операцией это назвать было уже нельзя. Я потеряла много крови, поэтому была бледной. Синие жилы выступили на моих руках, лицо заострилось.
Я не знала, сколько времени прошло, и где я, когда открыла свои глаза.
– Очнулась, – услышала я голос какой-то женщины. – Эй! Кто-нибудь, позовите врача, она очнулась!
Я медленно повернула голову в сторону, чтобы посмотреть на того, кто так кричал рядом со мной, и увидела слегка полноватую женщину, которая тоже смотрела на меня.
– Ничего девка, – сказала она и подмигнула мне. – Прорвемся, где наша не пропадала. Ты еще молодая, успеешь еще. Главное, что живая осталась.
Я не понимала, о чем она говорит, не понимала где я. Внутри все болело, рядом не было никого, кто бы был знаком мне и меня это пугало еще больше.
– Здравствуйте, – ко мне подошел пожилой мужчина, голова которого была белой от седых волос. Он взял меня за руку, нащупал пульс, потом проверил мою температуру. – Как вы себя чувствуете, – спросил он у меня, немного склонившись над кроватью, на которой лежала я.
– Что со мной случилось, – прошептала я, не отвечая на его вопрос, потому что мое здоровье волновало меня меньше всего в данную минуту.
